Деятельность госпиталя на базе школы

Из воспоминаний Зои Андреевны Бобыкиной:

« Мы жили в собственном доме. Руководство города направило нам на квартиру двух врачей из Москвы и Самарканда: Кудрявцев Н.П.,главный врач всех можгинских госпиталей, и Марсов Е.Н. Они взяли меня на работу в госпиталь № 3888. Всю жизнь вспоминаю эти годы в госпитале. Не хватает медикаментов, медсестрам приходилось перестирывать бинты. Раненых столько, что негде разместить. Они находились в таком состоянии, что у нас просто сжималось сердце от жалости. Многие бойцы умерли от голода. Лечили советских раненых солдат, работали сутками, не выходя из госпиталя. Хирурги несколько часов без передышки делали операции, а медсестры выполняли различные медицинские назначения: переливание крови, массаж, перевязки и т.д. Чтобы облегчить голодное состояние раненых, летом со своего огорода приносили овощи, ягоды, фрукты. Часто своими силами устраивали для раненых концерты. Я пела для раненых песни под гитару. Раненые, только что прошедшие через тяжелые муки госпиталя, снова рвались на фронт. Такой в то время был у наших русских солдат патриотизм. Мы часто получали от них с фронта письма.

 А в 1943 году госпиталь переквалифицировали, и на лечение стали поступать раненые военнопленные. В нас было столько ненависти, негодование, слез. Наше морально-психологическое состояние было тяжелым, ведь мы лечили своих врагов. Однако, пересилив себя, ухаживали за ними, так же, как за своими. Когда мы приняли первых военнопленных, они были очень худые. Кожа и кости, на них было столько вшей, что хоть лопатой греби. Не смотря на нашу осторожность, эти насекомые все же попадали под одежду, от сыпного тифа умерли врач, фельдшер, парикмахер, няня. Мы все боялись заразиться и с нетерпением ждали конца смены. Иногда сменщицы не приходили и мне приходилось оставаться на всю смену. Многие в Можге получили похоронки на своих близких, а кто-то из этих пленных мог быть их убийцей. Оперработники проводили постоянные беседы, как мы должны вести себя, что можно и что нельзя говорить, были строгие рамки с военнопленными. Жутко было и то, что госпиталь был обнесен высоким забором, окутанным колючей проволокой, на каждом углу вышки с часовыми, вход по пропускам. В начале раненых умирало по 25-30 человек в сутки. А потом при хорошем уходе они начали поправляться. Представьте можгинский госпиталь военнопленных: мясо, сыр, благоухающие запахи на кухне, все медикаменты. Лицемерие политиков было даже в то время, когда рядом умирает советский боец, чьи руки, ум, сноровка и отвага нужны на передовой, чтобы победить, а голодные медсестры лечат немецких раненых. Военнопленных кормили по высоким нормам: из трех блюд, а персонал голодал. Мы с мамой продали все, что могли, а потом продавать стало нечего. Ели картофельные отчистки, собирали кору с деревьев, мололи её, клали туда горстку муки и делали лепешки, часто ели траву.

 Но молодость, есть молодость. Бывали и курьезные случаи на работе. В одно ночное дежурство, выполнив все назначения тяжелым послеоперационным больным, я, старшая по смене, дала указание медсестрам продолжить процедуры, но заходить в палаты только по двое, так как охраны внутри госпиталя не было, была только снаружи, и они должны были делать частые обходы здания, а в ту ночь уже долго никого не было. Кругом стоны, тяжелый запах, навалившийся сон, и я решила выйти во двор и подошла к проходной. Дежурный крепко спал, я ужаснулась, как можно спать на посту, а нас опергруппа постоянно держала в страхе. Я долго трясла его в ярости, но безрезультатно. Найдя где-то уголек, нарисовала ему усы, бороду, рожки, а он только храпел. В это время как раз приехала опергруппа, долго стучала в проходную, а потом увидели такого часового. Меня вызывали офицеры, как старшую по смене, я долго защищала его, рассказала, что мы готовились к самодеятельной постановке и примеряли грим. Потом над ним смеялся весь госпиталь. Второй случай был такой. Изголодались мы совсем. Я обратилась к повару нашей смены, чтобы дала хоть что-нибудь, ведь остатков было достаточно. Но это было не положено. В тюрьму никому не хотелось, но чисто по-человечески, она меня поняла и сказала, что в тихий час сможет дать нам немного первого. Так мы понемногу подкармливались. Однажды, я только что принесла с кухни горячий суп в ведре, и мы радостные собрались поесть, как вдруг в коридоре раздался громкий голос старшего военнопленного Ганса: « Ахтунг!» Это означало, что для проверки явилась опергруппа. Вошедших офицеров НКВД, мы были обязаны встречать стоя. Я быстро села на горячее ведро, а рядом стоящая медсестра сообщила опергруппе, что все очень переживают, у старшей поднялась высокая температура, она не может стоять, боимся, что не тиф ли у нее. Офицеров как ветром сдуло. Они сразу выехали из госпиталя.

Образ врага постепенно менялся. Многие из них были такие же молоденькие мальчишки, брошенные своими политиками. Немцы, итальянцы, румыны и чехи лежали в отдельных палатах, где был свой старший. Немцы были очень вежливы, не позволяли себе сидеть при женском персонале госпиталя. Итальянцы, когда начинали выздоравливать, очень красиво пели. Не очень вежливыми и культурными были румыны. Мне было легко и свободно общаться с немцами, ведь за плечами было три курса на иностранном факультете. Военнопленные, которые начинали выздоравливать, принимали участие в строительстве пруда. Они видели как работали наши люди, наши женщины. Один раз я услышала: «Разве можно победить этот народ, разве наша немецкая женщина сможет вынести такие трудности». Даже немцы чувствовали во всем нашу Победу.»

В Можге было фельдшерско-акушерское училище, днем Зоя Андреевна  училась, а ночью работала в госпитале. После войны она вышла замуж, уехала с мужем  к дальнейшему его месту службы. Но скоро он оставил службу и они  вернулись в Удмуртию. В 1948 году у них родилась дочь. До пенсии Зоя Андреевна проработала в детских садах. Она принимала активное участие во всех смотрах художественной самодеятельности. Является членом клуба «Фронтовые подруги». Её дочь закончила в Ижевске факультет иностранных языков, работала в городе Воткинске, воспитала двух детей. У Зои Андреевны есть внук, который и записал воспоминания своей бабушки о годах ВОвойны.

Из воспоминаний Светланы Петровны Горошниковой:

В годы ВОв на базе школы №4 располагался госпеталь для раненных солдат под № 3888 до 1943 года. В августе 1943 года пришел приказ освободить госпиталь для военнопленных немцев. Все койки были заменены на нары, сделана ограда из колючей проволки, установленны контрольные вышки с 4-х сторон. Через 24 часа стали прибывать раненые военнопленные из п. Ува , где был лагерь для военных. Среди военнопленных были немцы, румыны, итальянцы... За ними велся строгий контроль, была своя комиссия, которая отвечала за питание, лечение, одежду. Лечение должно было быть усиленным. Кормили пленных хорошо, содержали они в хороших условиях, согласно конвенции о военнопленных.